– Ты сознаешь, что, сделав это, дал ей возможность обманывать нас?

– Только если она до сих пор пляшет под дудочку Сары, чему я совершенно не верю. Интуиция подсказывает мне, что она достойна доверия. И эта девушка мне нравится.

– Это лишний раз доказывает, что она умна и коварна. Подумать только, сумела одурачить даже тебя!

– Не согласен. Если ее поведение кажется тебе странным, это вполне объяснимо, потому что в твоем присутствии она теряется. Неужели ты не понимаешь, какое воздействие производишь на женщин?

– Тут совершенно другое дело, – настаивал Руперт.

Найджел вопросительно поднял брови:

– Впервые вижу, что ты принимаешь подобные пустяки так близко к сердцу. Интересно почему? И все именно из-за этой девушки. Может, ты попросту к ней неравнодушен? Признайся.

Подобное предположение даже не заслуживало ответа. Разумеется, в отчете Руперт не стал упоминать о месте, где Ребекка сообщила информацию, – в его комнате, поздно ночью. Умолчал он также и о том, что произошло дальше. При встрече с Найджелом он едва не проговорился, но вовремя прикусил язык. О таком не болтают с кем попало. Но, не открыв своей тайны, Руперт не сможет объяснить, почему его суждения так резки.

Его обманули. Провели. Одурачили. Но больше этому не бывать. Он предупредил Найджела, что покончил с дворцовыми интригами, и сказал правду. И если его еще раз попросят заняться чем-то столь смехотворно тривиальным, как слежка за фрейлинами, между ними все будет кончено. Навсегда.

Наверное, именно поэтому Найджел ни о чем не просил его целый месяц. До последней недели.

Руперт все еще был взбешен из-за той истории с Ребеккой. Как легко ей удалось манипулировать им! Он позволил себе увлечься этой девушкой, а она ухитрилась испробовать на нем свои трюки. И теперь набралась наглости снова играть с ним? Неужели с самого начала задумала поймать его в сети брака?

Он ни на йоту не поверил в ее беременность. Иначе она сказала бы ему раньше, не дожидаясь последней минуты, когда корабль был готов к отплытию. А может, и вообще не стала бы с ним говорить. За нее все скажет ее мать, которая наверняка потребует, чтобы он женился на Ребекке.

Руперт вздохнул. Он не мог отвести от нее глаз. И с трудом противился властному желанию положить руку ей на плечо. Но нельзя проявлять никакого сочувствия к этой лгунье. Она притворяется. И об этом нужно помнить постоянно.

Не увидев в горшке ничего, кроме слюны, Руперт сухо заметил:

– Как неприятно. Именно таким образом ты собралась доказывать, что носишь моего ребенка?

– Ты все такой же бесчувственный зануда, – отрезала она, вытирая рот. – Во всем виновата качка. И хотя я ужасно страдаю от утренней тошноты, все же до прихода сюда уже успела избавиться почти от всего содержимого желудка. И речная вода так мерзко пахнет!

Ничего не скажешь, у Ребекки просто талант казаться убедительной. Не знай он ее так хорошо, было бы чертовски легко ей поверить. Прирожденная лгунья! Всем своим поведением она бросала ему вызов. Они вели поединок, как два блестящих фехтовальщика, и он наслаждался каждой минутой, пока она не выигрывала. В очередной раз. Поэтому Руперт так злился на себя. Она ловко играла на единственном чувстве, ему неподвластном – его желании к ней.

Он по-прежнему хотел ее. И как бы ни ненавидел это чувство, не мог с собой совладать. Впервые он встретил женщину, которая куда лучше его самого умела пускать в ход любые средства.

– Я должна извиниться, – с трудом выговорила Ребекка, ставя горшок на место. – Не ожидала, что так выйдет. Но теперь мне пора идти, тем более что нам больше не о чем говорить.

Руперт насмешливо поднял брови:

– Тебе снова удалось поразить меня. Хождение по воде – одно из твоих удивительных умений?

Ребекка недоуменно уставилась на него и с сомнением пролепетала:

– Это не смешно.

– Ты права. Не смешно. Тем более что это единственная каюта на корабле. Видишь ли, это не пассажирское судно. Капитан держит ее свободной исключительно на крайний случай и заламывает непомерную цену за право проезда. Боюсь, это я подал ему мысль сдавать ее случайным пассажирам, когда впервые отправился в путешествие за границу.

– Не верю ни одному твоему слову, – прошипела она, берясь за дверную ручку. – Не знаю и знать не хочу, почему ты пытаешься меня задержать, но ничего не выйдет. Прощай.

Руперт уселся в единственное мягкое кресло, чтобы подождать ее возвращения. Кресло оказалось удобным Хорошо, что капитан решился обставить каюту необходимыми предметами мебели, которые немного скрасят плавание. И давно пора за те деньги, которые он безбожно дерет с пассажиров. Кровать была довольно широкой, и хотя простыни не такие мягкие, к которым привык Руперт, все же чистые. Имелись также маленький круглый столик и стул, прибитые к полу. Можно поужинать, если переправа через Ла-Манш займет больше времени, чем обычно.

Тут в каюту влетела разъяренная Ребекка, и если бы взглядом можно было убить, Руперт упал бы замертво.

– Это невозможно! Я оставила на пристани кеб и не заплатила кучеру! Я заверила его, что скоро вернусь!

Руперт равнодушно пожал плечами:

– Нужно было заплатить.

– Чтобы он уехал и оставил меня одну на пристани? Я хотела точно знать, что он будет ждать меня…

– Это наименьшая из твоих тревог. Бекка, так стоит ли расстраиваться?

– Моя горничная с ума сойдет от беспокойства, когда я не вернусь во дворец. Ей придется послать за моей матерью!

Услышав это, Руперт невольно поежился. Ему никогда еще не приходилось иметь дело с разъяренной мамашей, если не считать его собственной, конечно.

Ему вдруг стало не по себе. Неужели он начинает верить россказням Ребекки?

Поэтому он снова прибег к испытанному средству – скептицизму.

– Уверен, ты прекрасно сумеешь объяснить, почему оказалась на корабле, где вообще не место девушкам из приличного общества.

– Знаешь, Руперт, ты сумел дать новое значение слову «тупой».

– Полагаю, ты поделишься со мной своими соображениями на этот счет? – вздохнул он.

К его полнейшей досаде, она так и сделала:

– Я боюсь, что мое исчезновение убьет матушку. Подумать только, ей скажут, что я пропала! Страшно подумать, что с ней будет! Я ее единственное дитя! Единственный родной человек, который у нее есть! Прикажи кораблю лечь на обратный курс!

Он понял, что она не шутит и не притворяется. И только поэтому не рассмеялся. То есть пытался не рассмеяться, но ничего не получилось.

– Боюсь, корабль не послушает никаких приказов. И даже ручаюсь, ничего не получится.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я! – воскликнула Ребекка.

Разумеется, понимал, но от этого ничего не менялось.

– Капитан тоже не пожелает ничего выслушать, дорогая. Если хочешь сообщить ему о своем присутствии на его судне, готовься платить. И не ожидай скорейшего возвращения. Это произойдет только после того, как торговое судно избавится от груза. Здесь важнее всего груз, а пассажиры – случайное и не слишком нужное дополнение.

– Я куплю груз!

– Не купишь, если только не явилась на борт со своим карманным банком. Я, кажется, упоминал, что капитан – алчный ублюдок, готовый на все ради медного пенни. Затребовал пятьдесят фунтов за однодневный переход через Ла-Манш. Теперь понимаешь, какой он наглец? Но плата за каюту ничто по сравнению с тем, что он получит за груз.

Плечи Ребекки поникли, губы задрожат и, опасаясь, что она вот-вот заплачет, Руперт вскочил и мгновенно очутился рядом.

– Не смей взывать к моей совести из-за того, что затеяла сама! Если уж навязалась мне, так и быть, я стерплю, но никаких театральных жестов!

С этими словами он вылетел из каюты, намереваясь потолковать с капитаном Оверли. Если есть какой-то способ заставить его вернуться в Англию, Руперт сделает все. Пусть для этого даже придется пригрозить пистолетом.